Но как прекрасен их свободный легкий бег! Как прекрасна вольная жизнь! Сердце бьется в груди, переполненное ужасом и восторгом.
Маккенна чувствовала себя одержимой. Дикой. Ведь она же не собиралась сдаваться под его напором! Почему же теперь сама поддалась эмоциям?
В его глазах бушевал огонь. Но они были наполнены не просто желанием. В них светилась нежность и забота. Теплота, которой ей так не хватало.
Он был прекрасен.
– Мы не должны этого делать, – шептала она, прижимаясь ближе к нему, бешено, со всей скопившейся за долгие годы страстью целуя его. – Мы не должны этого делать, – повторяла она снова и снова, исследуя его тело, задыхаясь от вида рельефных жестких мышц, впиваясь ногтями в его спину, дрожа от невыносимого желания.
Строгий голос мамы, не смолкавший в голове, становился все тише и тише.
– Мы не должны были этого делать, – сказала она потом чуть слышно, глядя в потолок, где тускло мигала лампочка. Нахлынувшая на нее волна счастья сменилась мучительным раскаянием.
– Да, весьма беспечно с твоей стороны, – согласился Дарси и подмигнул ей.
– Все это ужасно некстати, – пробормотала она. – Мы в опасности, и совершенно непонятно, что ждет впереди.
– Не все ли равно? – отмахнулся он. – В Таблисе все было еще хуже. Но мы были вместе, и это давало мне силы двигаться дальше. Потом моя жизнь стала спокойнее и размереннее, но я ужасно скучал по тебе.
– Я тоже. – Она повернулась к нему. Тусклая лампочка чуть освещала его красивый профиль. – Ты серьезный и вдумчивый, а я беспечная и глупая. Но мне тебя так не хватало.
Их глаза встретились, карие и зеленые.
– Глупая ты моя, – прошептал он ласково. – Глупая неотесанная деревенщина. Что бы я без тебя делал?
– Умер бы со скуки. И я тебе не деревенщина!
– Самая настоящая деревенщина. И это хорошо. Твой характер твердый, как скалы. Ты храбрая, как горные жители, каждый день смотрящие в лицо опасности. Упрямая, упорная, сильная. А еще в тебе нет ни капли от дурацкой сентиментальности.
Она смахнула слезу:
– Насчет последнего не уверена.
Он улыбнулся и поцеловал ее затылок.
– Скорее бы все решилось! Противно чувствовать себя жертвой медвежьей травли.
– Все будет хорошо. Может быть, позовем на помощь Квина?
Она покачала головой:
– Квин гнет свою линию. Ты сам это прекрасно знаешь.
– Само собой, но его линия пересеклась с нашей.
– А если нет? И потом, среди вас тоже завелась крыса. Весьма показательно, что подозревают именно тебя.
– Не только.
– Кого еще?
– Ансона Дотри. Только он, я и Квин знают информацию об агенте под прикрытием, работавшем с нашей организацией. Этой женщине удалось остаться в живых, но ей пришлось покинуть Теннесси.
– Она обратилась в программу защиты свидетелей? – поинтересовалась Маккенна. Многие ее знакомые, безвинно пострадавшие, именно туда и отправлялись.
– Нет. И я не знаю, что с ней теперь. Кто мне расскажет? Я же крыса. – Он скорчил рожу, но потом внезапно посерьезнел. – Восстановить репутацию не так-то просто. Мое доброе имя для Квина ничего не значит.
– Значит, – возразила Маккенна, переплетая его пальцы со своими. – Квин не считает тебя крысой. Я поняла это по его манере общаться с тобой. Он тебя уважает. Предателя он бы стал презирать.
– Тогда почему я все еще в отпуске?
– Ты официально в отпуске. А неофициально работаешь на благо Квина. Спасаешь фэбээровку, попавшую в беду.
– И совершенно не справляюсь со своими обязанностями, – закончил Дарси.
– Он тебе доверяет. – Она посмотрела на их сплетенные пальцы. – Но я не доверяю ему.
Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал:
– Помнишь, я говорил, что между нами ничего быть не может?
Она кивнула, не уверенная, понравится ли ей продолжение.
– Я прожил долгую жизнь в одиночестве и в дальнейшем тоже готовил себя к одиночеству. Единственный ребенок в семье. Родители меня любили, но почти не уделяли внимания. У них была своя жизнь, и мне находилось там не особенно много места.
Сердце Маккенны наполнилось жалостью. Ее детство было совсем другим – под надзором строгой, но любящей мамы, посвятившей дочери всю свою жизнь.
– Тебе было очень одиноко?
– Я не ощущал одиночества. Няньки и гувернеры были ко мне добры. Иногда приезжала сестра отца, с которой мы дружили. Очень редко, но все-таки приезжала. – Он грустно улыбнулся. – Она жила в Америке, поэтому я вместо Оксфорда поступил в американский колледж, хотя отец был против. Тетя Вивиан окончила Виргинский университет и мечтала отправить туда меня.
– А ты был не против?
– Почему бы и нет? Но, – его улыбка погасла, – тетя Вивиан погибла в тот год, когда я окончил колледж. Попала в автокатастрофу. Все произошло так внезапно.
– Какой ужас.
– Так что я остался, предоставленный сам себе, отправился в Казиристан спасать людей и столкнулся с прекрасной нимфой в бассейне посольства.
– Нимфой? Ты явно преувеличиваешь.
– Я тебя запомнил именно такой. Мокрые рыжие волосы, бледная кожа и волшебные зеленые глаза. Ты была ослепительна.
– Почему же ты приказал мне убраться, если я была так уж ослепительна?
– Когда это я приказал тебе убраться?
– Не помнишь? Ты сказал, что у меня нет разрешения там купаться.
– Ну, возможно, просто растерялся от твоей красоты.
– Ну и мерзкий же ты был! Настоящий лакей из дешевого английского сериала.
– Я тебе не британец!
– Самый настоящий британец. Серьезный, сдержанный интеллектуал, сохраняющий спокойствие в любой ситуации.
– Выходит, мы оба – образцы совершенства?